Феномен адаптивной дезориентации личности в периоды исторических переходов

УДК 008

Изучение периодов исторических переходов раскрывает сложный пласт реакций личности на происходящие в культурно-исторической реальности процессы. Одной из причин проявлений данных реакций является феномен адаптивной дезориентации, вызванный тем, что субъект в ситуации перехода оказывается не в состоянии понять и объяснить глубинные основания бурных культурно-исторических трансформаций, и, соответственно, синхронизировать собственные адаптивные структуры с данными изменениями. Как следствие, в сознании субъекта пробуждается целый комплекс имеющих архетипическое происхождение реакций, проявляющихся в познавательной, ценностно-ориентирующей, психоэмоциональной и поведенческой сфере. В результате вырисовывается четкая последовательность: изменения культурно-исторической реальности – кризис адаптивных структур субъекта – пробуждение архетипических реакций сознания и формирование «духовного фона» переходного времени.

В первую очередь феномен адаптивной дезориентации субъекта в переходные периоды связан с тем, что ему не удается уравновесить собственное существование с вмещающей средой. Поскольку высшей адаптивной структурой человека является интеллект, то речь идет о кризисе его познавательных способностей.

В данном случае показательно мнение американского физика австрийского происхождения, философа Фритьофа Капры (р. 1939). В частности, описывая принципы организации и самосохранения живых систем, автор отмечает, что в основе их жизнедеятельности заложен фактор «сознательного» реагирования на изменения среды. В результате системы получают возможность вписаться в среду на принципах коэволюции [1]. Схожую точку зрения на природу «сознательных» реакций живых организмов на средовые воздействия выразил Карл Раймунд Поппер (1992-1994), отмечая, что «Животные и даже растения постоянно решают проблемы. И решают они свои проблемы посредством метода конкурирующих предварительных пробных решений и устранений ошибок» [2, с. 486]. Данный метод проб и ошибок, иронизирует К. Поппер, «… применяется не только Эйнштейном, но – более догматически – даже амебой. Различие заключается не столько в пробах, сколько в критическом и конструктивном отношении к ошибкам …» [2, с. 269]. Таким образом, в результате решения тех или иных «проблем», вызванных взаимодействием со средой, живые организмы приспосабливаются к ней, постоянно совершенствуя свои адаптивные механизмы.

Однако наибольший интерес в данной области исследований представляет операциональная концепция интеллекта швейцарского психолога Жана Пиаже (1896-1980). В своей теории Ж. Пиаже в качестве стержневого элемента приспособительных реакций человека рассматривает понятие «интеллект», под которым подразумевает высшие формы организации или равновесия когнитивных структурирований, обеспечивающих адаптацию, то есть равновесие между взаимодействием организма и среды. Адаптивный процесс состоит из двух компонентов – ассимиляции и аккомодации. Ассимиляция в самом широком смысле трактуется Ж. Пиаже как действие организма на окружающие его объекты «…поскольку это действие зависит от предшествующего поведения, направленного на те же самые или на аналогичные объекты» [3, с. 66]. Под аккомодацией автор понимает обратное воздействие среды на организм. В данном случае Ж. Пиаже использует биологическую терминологию, несколько расширяя ее смысловое содержание и сферу употребления.

Первоначально, по мнению Ж. Пиаже, организм сталкивается с прямым взаимопроникновением со средой, однако с появлением психической жизни постепенно возникают опосредствованные взаимодействия субъекта и объектов, осуществляющиеся на все более значительных пространственно-временных расстояниях и по все более сложным траекториям. Интеллект с его логическими операциями и их «группировками», обеспечивающими устойчивое и вместе с тем подвижное равновесие между универсумом и мышлением, продолжает и завершает совокупность адаптивных процессов, являясь их высшей формой.

Использование концепции Ж. Пиаже в качестве теоретико-методологического базиса для изучения механизма порождения и актуализации специфических реакций сознания в контексте переходного времени позволяет зафиксировать явную зависимость пробуждения данных реакций от состояния адаптивного процесса.

Вопрос определения того, как человек синхронизирует свои адаптивные структуры со средой, является дискуссионным, поскольку касается сущностных аспектов проблемы порождения знания. Однако схожие варианты ответа на поставленный вопрос содержатся в работах философов науки К. Поппера и Т. Куна. В частности, К. Поппер отмечает, что в основе порождения нового знания лежит присущая субъекту a priori потребность находить «регулярности» и «повторы». Причем данная потребность связана «…с врожденной склонностью к поискам регулярностей или с потребностью находить регулярности, что хорошо видно из того удовольствия, которое получает ребенок, когда удовлетворяет эту потребность» [2, с. 262]. К. Поппер отмечает, что «…мы ожидаем существования регулярностей повсюду и пытаемся искать их даже там, где их нет. События, которые не поддаются этим попыткам, мы склонны трактовать как некоторый вид «шумового фона» и не оставляем наших ожиданий даже в том случае, когда они оказываются неадекватными и нам следовало бы признать свое поражение» [2, с. 264]. Именно посредством выявления и предсказания регулярностей человек может говорить о том, что обладает знанием: «Даже наши собственные наблюдения мы не принимаем всерьез и не приписываем им статус научных наблюдений до тех пор, пока не повторим и тем самым не проверим их» [2, с. 68]. Научившись определять «регулярности», субъект получает возможность узнавать и предсказывать их, и, соответственно, вырабатывая адекватные способы реагирования, формировать новое знание.

В подобном ключе построена и теория Томаса Сэмюэля Куна (1922-1996). Автор, анализируя первичные механизмы появления знания, отмечает высокую роль выявления «сходств». В частности, указывая на то, что логическое знание о природе является приобретенным «…в процессе установления сходства между различными ситуациями и в силу этого воплощенное скорее в способе видения физических ситуаций, чем в правилах или законах» [4, с. 245]. Способность субъекта видеть данные сходства строится на его умении подбирать и конструировать соответствующие гештальты. Субъект, сталкиваясь с изменениями в среде, отбрасывает устаревший гештальт и подбирает подходящий из уже существующих в опыте, либо создает новый, позволяющий устанавливать «сходства» и, соответственно, реагировать на них. Таким образом, способность познающего субъекта определять отмеченные «регулярности» (или «повторы» и «сходства») позволяет ему вырабатывать соответствующие адаптивные реакции, в основе которых лежат возникшие в процессе его жизнедеятельности интеллектуальные структуры, закрепленные в условных рефлексах, приобретенных навыках и, в первую очередь, в культурном коде. «Регулярности» – это, по сути дела, фактор четкого соответствия адаптивных структур, выработанных субъектом, определенным реальным условиям. Причем данные условия субъект способен помнить, узнавать, предвидеть, объяснять и оценивать, заранее имея механизм реагирования.

В контексте переходной культурно-исторической реальности субъект лишается возможности определять «регулярности» и синхронизировать собственные адаптивные структуры с вмещающей средой. Отмеченное обстоятельство и есть главная причина кризиса его познавательных способностей. В результате сознание субъекта проявляет комплекс специфических реакций, имеющих архетипическое основание и формирующих своеобразный «портрет эпохи». Данные реакции могут явно не осознаваться субъектом, поскольку их проявление носит коллективный, точнее массовый характер и в определенной степени сопряжено со сферой практически неконтролируемых проявлений археологического уровня сознания.

В познавательной сфере в рассматриваемые периоды происходит то, что вполне соотносится с «научными революциями» в трактовке Т. Куна. С одной стороны, в контексте исторической «переходности» наблюдается неспособность субъекта определить какие-либо «регулярности», позволяющие ему объяснить суть происходящих в мире процессов. С другой стороны, субъект склонен к одновременному использованию всех существующих способов видения культурно-исторической реальности, а так же к созданию новых. Данная ситуация продолжается до тех пор, пока один из способов не оправдает себя.

Помимо сказанного, следует отметить, что в познавательной сфере переходного времени особую роль играет расширение спектра языков науки и вариантов научной рациональности. Более того, на определенное время стираются грани между наукой и мифом, наукой и религией, наукой и другими областями познавательной активности человека. Данный процесс заходит так далеко, что практически нивелируется разница между наукой и псевдонаукой. В результате в познавательной сфере создается довольно противоречивая ситуация, когда одновременно отсутствуют ограничения для шарлатанства и открывается простор для максимального научного творчества.

В ценностно-ориентирующей сфере переходного времени наблюдается явное отсутствие четкого перечня стержневых или финальных ценностей, образующих идейный аттрактор. Разумеется, говорить о полном отсутствии ценностей в данные периоды истории нельзя. Речь идет об одновременном присутствии всего аксиологического спектра в контексте переходного времени. Однако, будучи не подкрепленными со стороны идейного императива культуры, отмеченные ценности остаются невостребованными. Находясь в так называемом «идейном вакууме» субъект отдает предпочтение личным интересам и инструментальным ценностям.

Достаточно весомым проявлением кризисных процессов переходных периодов является «духовная болезнь» общества. Речь идет о восприятии чуждых ценностей и духовных ориентиров, которые популяризируются вследствие открытости культуры к влиянию извне. Кроме того, ослабление внутреннего ценза культуры ведет к своеобразному «аксиологическому перевороту», то есть к популяризации того, что относится к сфере аморального, низменного и пошлого. Данная «игра» с ценностями и проявления «больного интереса» к их противоположностям ведет к глубокому кризису духовности и нравов в изучаемые периоды истории.

В психоэмоциональной сфере наблюдаются процессы, которые представляет несомненный интерес для психологов. В первую очередь в состоянии адаптивной дезориентации человек испытывает чувство подавленности и страха по отношению к средовому фактору. Среда становится для субъекта чужеродной, а ее непредсказуемые и малопонятные процессы – потенциально опасными. Данное обстоятельство приводит к тому, что субъект впадает в длительные депрессивные состояния, проявляющиеся в переживании трагедии происходящего, либо он склонен к уходу от реальности в виртуальные миры. Кроме того, психо-эмоциональные реакции человека нередко носят спонтанный, даже аффективный характер, и трудно поддаются анализу с точки зрения здравого смысла.

Не менее сложная ситуация наблюдается и в поведенческой сфере, для которой характерны крайние формы проявления. В первую очередь, в данной сфере находят свое выражение стихийные и довольно частые выступления массы, вызванные несоответствием адаптивных структур и вмещающей реальности. Соответственно, существенной характеристикой поведения субъекта в рассматриваемые периоды является повышенная активность. Однако отмеченная активность, как правило, носит агрессивный и деструктивный характер. Подобного рода стихийность и агрессивность наблюдается в поведении животных, оказавшихся в стрессовой ситуации. Другой поведенческой крайностью является склонность субъекта к пассивному невмешательству в происходящие процессы. На фоне страха, либо на фоне растущего падения интереса к тому, что происходит вокруг, субъект игнорирует реальность.

Однако как только субъект находит «регулярности», позволяющие ему синхронизировать собственные адаптивные структуры с вмещающей культурно-исторической реальностью, переходный период исчерпывается. В результате в сознании субъекта пробуждается комплекс реакций, отражающий текущее состояние его адаптивных структур, а именно рост, снижение или равновесие, с характерным для каждого состояния набором специфических проявлений.

Список литературы:

1. Капра, Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем / Ф. Капра; Пер. с англ. под ред. В.Г. Трилиса. – Киев: София; М.: Гелиос, 2002. – 336 с.

2. Поппер, К. Логика и рост научного знания. Избранные работы / К. Поппер; Переводы с английского. Составление, общая редакция и вступительная статья доктора философских наук, В.Н. Садовского. – М.: Прогресс, 1983. – 605 с.

3. Пиаже, Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология / Ж. Пиаже. – М.: Просвещение, 1969. – 659 с.

4. Кун, Т. Структура научных революций: Пер. с англ. / Т. Кун; Сост. В. Ю. Кузнецов. – М.: АСТ, 2003. – 605 с.