Когнитократия: утопия или реальность

УДК 172.13

Уже несколько десятилетий в научных исследованиях сохраняет популярность идея так называемого информационного общества. Его суть состоит, во-первых, в ведущей роли именно информационных ресурсов на новом цивилизационном этапе, во-вторых, в том, что научное сообщество не только приобрело право на активное участие в управлении социальными процессами, но и должно занять здесь ведущие позиции. В этой связи закономерно появление в последнее время термина «когнитократия». Его растущая популярность демонстрирует понимание того, казалось бы, очевидного факта, что в современном обществе ключевые решения должны принимать всесторонне образованные люди, с навыками системного мышления и предельно профессионально компетентные.

Необходимо признать, что в широкий научный обиход этот термин пока не вошел, а значит, и заложенные в нем потенции далеки от воплощения в жизненной практике – по ряду серьезных причин.

Наука – это сфера духовных накоплений общества, реализация которых зависит от суммы многих внешних факторов: качества трудовых ресурсов; мобильности социальной системы; финансовой и материальной обеспеченности, уровня образованности и нравственного развития управленческих элит. И для развития научного потенциала каждая компонента имеет свою непреходящую значимость.

Мы здесь намеренно не будем касаться вопроса готовности управленческих элит к действительной передаче «руля власти» ученым. Эта тема отдельного специального анализа. Более важными представляются внутренние факторы, и, прежде всего – наличие воли к социальному лидерству в среде самого научного сообщества и реальной готовности взять на себя управляющие функции, а также, что еще более важно, о готовности моральной, или о степени социальной ответственности современных ученых. Не случайно сегодня постоянно выносится на повестку дня вопрос об этике науки, который неразрывно связан с ценностными приоритетами ученых. И здесь необходимо признать, что для многих, если не для большинства из них, сегодня на первом месте стоит социальный статус. И лишь на втором плане, если не на последнем, – ориентация на бескорыстный поиск истины и ее отстаивание. Более важны звания, награды, должности, чем даже репутация действительно независимого эксперта и настоящего профессионала.

С одной стороны это в какой-то степени закономерно – как следствие институционализации науки. И вполне понятны ситуации, когда человеку трудно сделать выбор между отстаиванием истины и явной перспективой потерять работу, кусок хлеба и т. п. Но часто так остро вопрос и не стоит. И, к сожалению, мы видим множество примеров своим отступления от истины, когда и никакой угрозы не существует. Ученые поступаются истиной от страха, часто почти ни на чем не основанного; от нежелания вступать в личные конфликты с коллегами и от множества других, столь же второстепенных, если не третьестепенных причин.

Ярким примером здесь являются реформы в образовании. Кандидаты и доктора наук, имеющие профессорские звания, отстаивают внедрение тотального тестирования в виде ЕГЭ, которое вместо формирования системного мышления у детей ставит задачу натаскивания, как это называют сами учителя, на решение определенного типа задач. Или пытаются обосновать тезис об избыточности знаний у современных школьников и перекраивают школьные стандарты так, чтобы сократить учебные программы до ликбезовского уровня. Когда крупный государственный чиновник с докторской степенью говорит о том, что раньше мы воспитывали креативную личность, а теперь должны воспитывать квалифицированного потребителя, понятно, какие ценностные приоритеты расставлены.

Конечно, можно спросить: откуда мы знаем, какими мотивами руководствуются защитники современных образовательных реформ? Возможно, они искренне убеждены в их эффективности. Но на самом деле есть достаточно простые критерии: умение слушать оппонента и полнота контраргументации. Если в полемике специалист внимательно отслеживает доводы оппонентов и аргументировано отвечает на них, то это нормальная ситуация. Но если аргументы оппонентов игнорируются, передергиваются, то очевидно, что мотивом является не поиск истины, а интересы, лежащие за пределами научной сферы. Вообще, вопрос о научной полемике сегодня стоит весьма остро: обратим внимание хотя бы на типичный ход наших конференций, где она стала довольно редким явлением.

Еще одним примером, близким для нашего Сибирского региона, является ситуация с планируемым строительством магистрального газопровода и транспортного коридора через плоскогорье Укок. Крайне негативные последствия этого проекта давно обозначены и аргументированы, причем, последствия многоаспектные – экологические, культурные, геополитические. И все же лишь часть специалистов, в том числе уважаемые члены Петровской Академии, публично выступили с протестом, составив детальную аналитическую записку о последствиях проекта. Большинство же не включаются в анализ данной ситуации, оставаясь пассивными, часть же специалистов, попросту выполняют «команды сверху», давая положительные заключения. В статьях многих авторов сегодня даже говорится о формировании социального слоя квази-специалистов, сформированного именно для того чтобы обслуживать интересы финансовых и властных структур. Но подобное уродливое явление не имело бы питательной почвы без молчаливого попустительства пассивного большинства.

Таким образом, можно суммировать: социальная ответственность и добросовестность ученого предполагают, как и было в период классической науки, ориентацию на истину и на ее отстаивание – или, в другой формулировке, гражданскую позицию ученого. Это проблема всей нашей страны, но в первую очередь тех, кто, в силу самой своей профессии, видит и знает больше остальных и кому общество по инерции пока еще доверяет. И возвращаясь к поставленному в заголовок тезису, можно с уверенностью сказать: когнитократия, информационное общество и все аналогичные модели будущего социального устройства, основанного на знаниях, утопичны без выполнения данного условия.