РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА СВЯТОСТИ В ТЕКСТЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ СВЯТОГО

УДК 63.3(4)

В настоящее время в лингвистике наметился интерес к таким видам дискурса, которые раньше не были предметом ее активного изучения. В данном случае речь идет о религиозном дискурсе. Ученых в первую очередь интересуют те тексты с религиозным содержанием, которые становятся достоянием широко круга читателей (и слушателей) и к которым проявляется интерес со стороны разных групп российского населения. Среди этих текстов значительное место занимает житийная литература – тексты, описывающие жизнь подвижников, которые были причислены церковью к лику святых в XX – начале XXI вв. Эти произведения стали относить к жанру жизнеописания, которое восходит к древнерусскому житию. Тексты с религиозным содержанием изучаются с разных точек зрения. Одним из важных направлений является описание концептуальной сферы религиозного сознания и ее языковая репрезентация в текстах.

Целью данной статьи является рассмотрение репрезентации в тексте современного жизнеописания концепта святости. В качестве примера мы взяли «Жизнеописание преподобного Макария (Глухарева) первоапостола Алтая» [Жизнеописание, 2009].

Для нас большое значение будет иметь такой важный признак текста как его коммуникативная направленность. При рассмотрении текста жизнеописания с точки зрения его коммуникативности, мы, в первую очередь, опираемся на понятие концептуальной структуры текста, которая находит в нем словесное воплощение.

Трактовке термина «концепт» посвящено большое количество работ [Кубрякова, 1996; Карасик, Стернин, 2007], но единого мнения по этому вопросу еще не сформировано. Под концептом, вслед за С.Г. Воркачевым, мы будем понимать «единицу коллективного знания/сознания (отправляющую к высшим духовным ценностям), имеющих языковое выражение и являющуюся одной из единиц мышления» [Воркачев, 2005]. Следовательно, концептуальное содержание сознания и текста эксплицируется именно через язык.

Заметим, что концепт может и не иметь обязательной связи со словом или другими языковыми сред­ствами вербализации. Концепт может быть вербализован, а может быть и не верба­лизован языковыми средствами.

В тексте жизнеописания концепт святости выражается при помощи номинативных полей, объединяющихся в следующие тематические блоки: благо, добро, смирение, кротость, самоотверженность, вера, учительство; благовоспитанный, благочестивый, сердечный, ласковый и т.д. Наличие большого количества номинаций того или иного концепта свидетель­ствует о высокой номинативной плотности дан­ного участка языковой системы, что отражает актуальность вербализуемого концеп­та для сознания народа [Карасик, Стернин, 2007].

Следует отметить, что концептуальные составляющие образа, передающие как портретное, так и внутреннее состояние святого, принимают в тексте различные формы, имеют разное категориальное значение. Если автор говорит о таком важном качестве святого человека как «смирение», то здесь наглядно проявляется некое постоянное качество, без которого человека к лику святых причислить невозможно. Другое дело, когда автор употребляет глагол «смирился». В этом случае уже проявляется процессуальность, делается акцент на том, что человек привел себя в это качество усилием воли, показывается его духовная борьба не только с окружающим миром, но и с самим собой.

В жанре жизнеописания, как и в жанре жития, концепт святости воплощается в первую очередь в образе человека и является, с нашей точки зрения, текстообразующим. От его воплощения зависит композиционное построение текста, его идейно-семантическое содержание, а также построение самого образа святого с помощью языковых единиц, выражающих духовное содержание как главнейшее свойство человека в жизнеописании [Болотнова, 2001].

М.Н. Казеннова в концепт святости включает следующие компоненты: вера в Бога и любовь к ближнему; постоянная молитва и пост; смирение, кротость и терпение; постоянное наблюдение за своими помыслами и действиями; послушание; от­сутствие всякого излишества и т.д. [Казеннова, 2007]. Перечисленные выше добродетели рождают особое отношение к смерти как началу новой жизни. Свидетельством обретения святости также является указание на различ­ные чудесные дарования, которые обретает подвижник, как награду за неустанный духовный труд. На наш взгляд, целесообразным будет добавить в этот список ряд положений, касающихся жизни именно святителя-миссионера. Это активная деятельность обучения грамоте и церковному писанию непросвещенных народов, перевод на их языки богослужебных книг, строительство храмов, постоянная борьба с природными стихиями и др. [Грекова, 2011].

Концепт святости является константой, обусловли­вающей появление так называемого житийного канона, предполагающего единообразное построение всех агиографических текстов. А значит, при описании языковых средств, которыми эксплицируется содержание концепта святости в структуре текста жизнеописания, мы можем говорить не только о новых языковых элементах, выбор которых, по нашему предположению, диктует сам текст, но и о сохранении жанрового единства различных вариантов житийных текстов.

Безусловно, время написания и сфера бытования жизнеописания, оказывают решающее воздействие на то, как концепт организует не только структуру произведения, но и языковые единицы, посредством которых выражает­ся. Прежде всего, это проявляется в употреблении синони­мических лексических единиц. Конечно, агиограф ориентируется на церковное представление о святости, утвержденное в традиции. Он не может изменить этих общецерковных понятий. Но конкретная историческая обстановка, окружающая святого, на наш взгляд, во многом оказывает влияние на написание и восприятие текста жизнеописания. В частности, рассматриваемое нами «Жизнеописание преподобного Макария (Глухарева) первоапостола Алтая» несет на себе отпечаток своего времени.

Концепт святости как когнитивная единица имеет свои формы выражения в тексте жизнеописания. Прежде всего, он имеет антиномийный характер, который проявляется с самого начала жизнеописания Макария Глухарева. Автор вводит противопоставление сразу, разграничивая мир святого и мир простого человека – доброта и праведность противопоставляется злости и греховности. Это два противоположных содержательных плана. Ведь, «святой» — это идеальный, проникнутый высокими чувствами человек, обладающий божественной благодатью, посвятивший свою жизнь церкви и религии, а после смерти признанный образцом праведной жизни и носителем чудотворной силы [Ожегов, 1995, 695]. А грешный – это человек, нарушающий религиозные предписания и правила, это нечто вредное, дурное, противоположное добру и святости в принципе [Ожегов, 1995, 141]. Следует обратить внимание на тот факт, что большая часть слов, составляющих идеальный образ человека в агиографической литературе, в современной языковой картине мира частично или полностью утрачивают отпечаток сакральности и переходят в обиходное употребление (мудрый, хитрый, блаженный, святой) [Завальников, 2004].

Итак, картина мира, эксплицируемая в жанре жизнеописания, формируется при помощи определенных контрастных характеристик. Религиозный художественный мир жизнеописания представлен в виде строгих ментальных и этических оппозиций: земное – небесное; истинное – ложное; обыденное – сакральное; любовь к Богу – страх перед Богом и т.д. Подобные антиномии являются, на наш взгляд, своеобразным каркасом, на котором строится содержательный план произведения. Мы постигаем сущность концепта не только через набор конкретных лексических единиц, но и через очевидное противопоставление таких признаков, вводимых в произведение как святость, послушание, детскость, духовное начало с одной стороны, и гордыня, грех, зависть, непросвещенность с другой.

Автор не просто вводит в текст данные антиномии, он наделяет их специфическими признаками, которые передают мировосприятие коренного населения. Ведь именно из жизнеописания мы узнаем, что в основе религиозных взглядов алтайцев-язычников прослеживается дуализм, то есть присутствие двух начал: светлого – Ульгень и темного – Эрлик. Следовательно, перед миссионером стоит непростая задача — открыть и передать народу понятие о всемогуществе Бога – Христа, то есть пробудить в их душе именно святое начало, благодаря чему человек сможет ощутить чувство свободы и открыть свое сердце божественному, праведному и вечному.

Антиномии в тексте жизнеописания могут проявляться и косвенно, что видим в следующем примере: «И его спокойный и ясный голос, точно обухом, ударил подлетевших на конях инородцев» [Жизнеописание, 2009, 18]. В этом предложении словно три части, которые может выделить читатель, оперируя своим когнитивным опытом, полученным в результате прочтения данного текста: 1) спокойный и ясный голос Макария Глухарева; 2) дерзкие и грубые инородцы; 3) «точно обухом» — ключевое, на наш взгляд, сочетание слов к пониманию данного противопоставления. В нашем сознании отчетливо выстраивается логическая цепочка: человек, причисленный к лику святых, наделен особой Божьей благодатью, особыми качествами, с которыми даже темное человеческое начало бороться не в состоянии. Это два разных полюса, и либо человек принимает учение миссионера, меняет себя, либо остается непросвещенным всю жизнь. То есть, через восприятие всех средств выражения концепта, формируется не только представление о святости, но и приходит осознание таких важнейших его компонентов, как кротость, любовь, терпение, доверчивость, бескорыстие, учительство, гуманность и т.д.

Важным моментом, на наш взгляд, является то, что антиномии могут выражаться в тексте и в форме диалога [Жизнеописание, 2009, 24]:

— Зачем идешь опять? – забыв долг гостеприимства, сказал он (Борис) с ненавистью. – Мне противно глядеть на тебя и речи твои мне постыли.

— А я тебя люблю, — сказал с кротостью отец Макарий, и сел, по обычаю, на крылечко, со своими кроткими словами о праведном Боге.

Весь смысл, все учение Божие заключил автор в речь Макария. Через нее он словно передает основную Заповедь Христа о любви к своему врагу.

Таким образом, антиномии, выражающие концепт святости, прежде всего, репрезентируются через систему отношений элементов понятийной сферы, которые связаны между собой не только прямым, но и косвенным образом в рамках текста жизнеописания. Они помогают точнее понять смысл такого явления, как «святость». К тому же, читателю иногда легче понять сущность концепта именно косвенно, в результате образного его восприятия.

Важной особенностью текста жизнеописания, отличающей его от жития, является то, что главным действующим лицом наряду с миссионером становится автор, который раньше непосредственным участником происходящего не был, а просто составлял житие и передавал его людям. Вышеприведенный диалог как раз и описан через восприятие автора.

«Миссионерская жизнь – это дорога, бесконечные переезды, порой по местам необычно диким и непроходимым, в любую погоду, не взирая ни на что», — говорит автор [Жизнеописание, 2009, 28]. А для этого приводит в качестве достоверности своих слов свидетельства протоиерея о.Стефана Ландышева, преемника святого Макария по Миссии. В этих свидетельствах представлено поведение Макария Глухарева в борьбе с природными стихиями: «А молнии, все продолжавшие сверкать ослепительными змеями, освещали речную пучину; на лицах моих спутников было тоже выражение страха и нерешимости, и только этот маленький сильный духом человек дернул поводья своей дрожащей лошади, и та покорно скользнула с берега в воду… Я помню эту минуту и теперь, ясно помню… он слабый и не молодой показал пример нам, молодым и сильным; его лицо, освещенное молниями, было кротко и покойно» [Жизнеописание, 2009, 30]. Данный отрывок текста являет собой ёмкую антиномию, обрамляющую словесный каркас формирования в сознании читателя концепта «святость». Макарий Глухарев «слабый и не молодой» с кротким и спокойным лицом, в то время как его спутники молоды и сильны, но с выражением страха и нерешимости на лице.

Также рассматриваемый нами концепт находит свое выражение в монологах, представленных проповедями святого, в диалогах миссионера с самим собой. Даже несмотря на то, что монолог – это одностороннее явление, автору через использование подобной формы удается нагляднее донести до читателя главную мысль.

Таким образом, в тексте жизнеописания концепт святости реализуется как прямо, так и косвенно. То есть, в тексте есть слова с прямым значением, которые непосредственно указывают на проявление святости, как правило, понятные читателю даже изолированно. Косвенное же восприятие требует от человека большего внимания и сосредоточенности, так как косвенное выражение концепта святости возможно понять только в системе, а не отдельно взятыми фразами и словами. О косвенном представлении концепта мы уже говорили ранее, но не следует упускать из виду специфическую и устаревшую лексику, окружающую образ святости и текст жизнеописания в целом: склеп, рясы, аскет, келья, просфора, раскольник, семинария, кончина и т.д. И не важно, что речь идет о современных святых, нельзя писать другим языком, он предопределен историей. Хотя новые элементы и вносятся, но в целом тенденция к сохранению стиля и канона не разрушается.

Прямое же воплощение святости представлено конкретными лексемами через описание внешности и духовного мира Макария Глухарева: «В семинарии инспектор Глухарев с его бескорыстием, гуманностью, честностью выгодно выделялся на общем фоне своих сослуживцев. Мягкий по природе, он чуждался всякой грубости и в свои отношения к воспитанникам ввел тон самый дружелюбный, самый сердечный, ласковый, обнадеживающий» [Жизнеописание, 2009, 7]. Отметим, что духовный облик святого выражается в тексте жизнеописания не только при помощи лексических и синтаксических средств, но и единицами морфологического уровня, в первую очередь благодаря словам разной частеречной принадлежности: «Такая доброта и смирение архимандрита имели благодетельное влияние на народ» [Жизнеописание, 2009, 28]; «Он заметно выделялся и скромностью и вместе отсутствием всякого подобострастия… и простотой, и безыскусностью обращения во время служения, и особенно кротким и приятным выражением в чертах лица. В глазах его светилось искреннее, благоговейное настроение души» [Жизнеописание, 2009, 54].

Именно при описании внутреннего состояния миссионера наблюдается скопление лексем, выражающих качественную его характеристику. Как правило, это сосредоточение в одном простом предложении однородных определений, последовательно идущих друг за другом. Это свидетельствует о том, что концепт святости, являясь текстовой доминантой, включается в произведение и получает свое распространение в разнообразных лексических единицах. В тех же местах, где говориться о том, сколько трудов и ответственности возлагается на плечи миссионера, наблюдается сосредоточение существительных, выполняющих глагольную функцию: «Миссионерам приходилось заниматься всем: обучением вере и навыкам земледелия, преподаванием грамоты детям и взрослым, поставками сельскохозяйственного инвентаря, продовольствия и одежды, лечением и даже принятием родов» [Жизнеописание, 2009, 52]. Отметим, что обилие повторов союза «и» создает особое стилистическое восприятие фрагмента. Это усиливает восприятие слов в тексте, придает особую семантическую экспрессию и динамичность. Как справедливо заметил В.П. Завальников, это своеобразные «интенсификаторы», репрезентирующие значение неустанной работы святого не только над самими собой, но и усиливающие активную миссионерскую деятельность [Завальников, 2004].

Заканчивая произведение, составитель не забывает отдать дань традиции. В заключение прописаны точные даты кончины преподобного, дни его памяти с последующим акафистом. Это происходит по причине того, что перед нами — церковная литература, которая сама диктует правила своего написания, ведь в текстах подобного рода раскрывается сущность не простого человека, а именно святого. Следовательно, мы видим зависимость лексических элементов, их связей и отношений от коммуникативного намерения автора и общей целевой программы текста. С помощью такого понятия, как «святость», в жизнеописании отражается концептуальная картина мира, которая является результатом всей духовной активности человека.

Лексический, семантический, смысловой уровень текста находится в отношениях взаимного подчинения: лексическая структура текста определяет его семантическую структуру, а семантическая – смысловую структуру текста. Читатель постигает смысл текста и образа в первую очередь через различные связи лексических единиц, поэтому они и имеют первостепенное значение для коммуникативной стороны текста, в частности плана интерпретации. Лексическая структура текста – это основа к пониманию текста, это форма репрезентации семантического и смыслового уровня жизнеописания [Болотнова, 2001]. Вся эта сложная система гармонизируется на морфологическом и синтаксическом уровнях текста.

Несмотря на то, что жанр жития с течением времени подвергся изменению, произведения, призванные выражать, нести единственную Божественную Истину, составляют некое единое смысловое пространство. И такое проникновение в смысловое содержание позволяет читателю понять мотивы, побуждающие автора писать так, а не иначе, понять все, что подразумевает писатель, внутреннюю логику его текстового сообщения. Этот уровень понимания включает и оценку языковых средств выражения мысли, использованных автором, которые, в свою очередь, опираются не только на сюжет, но и грамматический контекст. Это и структура предложения, и порядок слов, и предпочтение в употреблении того или иного времени, и использование определенных лексем или лексем в определенной последовательности, и отличительные эпитеты, — все то, что В.В. Виноградов называл «словесными рядами» [Виноградов, 1978, 186]. Это элементы стиля на всех языковых уровнях, которые находятся в отношении взаимодействия и взаимообусловленности: синтаксическом, лексическом, грамматическом, словообразовательном, звуковом, ритмическом.

Таким образом, текст жизнеописания является системой, состоящей из избирательно вовлеченных элементов, которые различными способами и на разных уровнях текста репрезентируют концепт святости, вступают в тексте в отношения взаимодействия и позволяют читателю сфокусироваться на его основной теме: святости преподобного-миссионера.

Библиографический список

1. Болотнова, Н.С. Коммуникативная стилистика художественного текста: лексическая структура и идиостиль. — Томск, 2001.
2. Виноградов, В.В. Избранные труды. История русского литературного языка. — М., 1978.
3. Воркачев, С.Г. Вариативные и ассоциативные свойства телеономных лингвоконцептов: монография. — Волгоград, 2005.
4. Грекова, И.В. Жанр жития и жизнеописания святого: проблема тождества и различия // Наука и образование: проблемы и перспективы: материалы 13-ой Региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся. В 2-х частях. Часть 2. Бийск, 2011. — С. 16-19
5. Жизнеописание преподобного Макария (Глухарева) первоапостола Алтая с акафистом. — Бийск, 2009.
6. Завальников, В.П. Языковой образ святого в древнерусской агиографии (проблематика взаимной обусловленности лингвистического и экстралингвистического содержания языкового образа человека в определенной социокультурной ситуации): Дис. на соискание ученой степени канд.филол.наук .- Омск, 2003. 162 с.
7. Казеннова, М.Н. Некоторые особенности бытования житийной литературы: вопрос эволюции жанра // Церковь и проблемы современной коммуникации: сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции. Нижегородская Духовная семинария, 5-7 февраля 2007. — Нижний Новгород, 2007.
8. Карасик, В.И. Антология концептов. — М., 2007.
9. Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов.- М., 1996.
10. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. — М., 1995.

Referents

1. Bolotnova, N.S. Kommunikativnaya stilistika khudozhestvennogo teksta: leksicheskaya struktura i idiostilj. — Tomsk, 2001.
2. Vinogradov, V.V. Izbrannihe trudih. Istoriya russkogo literaturnogo yazihka. — M., 1978.
3. Vorkachev, S.G. Variativnihe i associativnihe svoyjstva teleonomnihkh lingvokonceptov: monografiya. — Volgograd, 2005.
4. Grekova, I.V. Zhanr zhitiya i zhizneopisaniya svyatogo: problema tozhdestva i razlichiya // Nauka i obrazovanie: problemih i perspektivih: materialih 13-oyj Regionaljnoyj nauchno-prakticheskoyj konferencii aspirantov, studentov i uchathikhsya. V 2-kh chastyakh. Chastj 2. Biyjsk, 2011. — S. 16-19
5. Zhizneopisanie prepodobnogo Makariya (Glukhareva) pervoapostola Altaya s akafistom. — Biyjsk, 2009.
6. Zavaljnikov, V.P. Yazihkovoyj obraz svyatogo v drevnerusskoyj agiografii (problematika vzaimnoyj obuslovlennosti lingvisticheskogo i ehkstralingvisticheskogo soderzhaniya yazihkovogo obraza cheloveka v opredelennoyj sociokuljturnoyj situacii): Dis. na soiskanie uchenoyj stepeni kand.filol.nauk .- Omsk, 2003. 162 s.
7. Kazennova, M.N. Nekotorihe osobennosti bihtovaniya zhitiyjnoyj literaturih: vopros ehvolyucii zhanra // Cerkovj i problemih sovremennoyj kommunikacii: sbornik stateyj po materialam Mezhdunarodnoyj nauchno-prakticheskoyj konferencii. Nizhegorodskaya Dukhovnaya seminariya, 5-7 fevralya 2007. — Nizhniyj Novgorod, 2007.
8. Karasik, V.I. Antologiya konceptov. — M., 2007.
9. Kubryakova, E.S. Kratkiyj slovarj kognitivnihkh terminov.- M., 1996.
10. Ozhegov, S.I. Tolkovihyj slovarj russkogo yazihka: 80000 slov i frazeologicheskikh vihrazheniyj. — M., 1995.

Статья поступила в редакцию 28.05.12