КОНСТРУИРОВАНИЕ ЕВРАЗИЙСКОГО НАРРАТИВА ПОСРЕДСТВОМ ЯЗЫКА АЛТАЙСКИХ НЕМЦЕВ

Именно в этом ключевом для евразийства понятии «месторазвития» П. Серио стремится обнаружить диалектику понятий «структуры» и «тотальности» у членов Пражского кружка.. «Оригинальность, или, точнее, лейтмотив евразийцев заключается в настойчивом проведении идеи существования связи между социо-исторической средой и географической обстановкой; они при этом не вводят причинно-следственные связи, но настаивают на понятии симбиоза, органической тотальности». Сравнивая взгляды Савицкого и других евразийцев с различными модификациями «теории месторазвития», наблюдавшимися на протяжении нескольких веков, автор «Структуры и тотальности» неоднократно указывает на «идеологическую составляющую» подхода евразийцев. «Образ мышления евразийцев гораздо более, нежели у Жана Бодена, тяготеет к платонизму. Таким образом, необходимо определить каждому свое место и осуществить в человеческом общежитии то гармоническое равновесие, которым Бог отметил свой мир, но при этом народ должен не столько адаптироваться… к окружающим условиям, сколько осознать свое настоящее место на Земле, не стремясь, например, выделиться из состава великой Империи, территория которой соответствует ее естественным границам» [1, C. 219].

Российские немцы в контексте евразийской теории тотальности представляют собой исключительный феномен: с одной стороны, евразийцы, в частности Е.Н. Трубецкой, противопоставляли российско-евразийский мир и романо-германский мир [2], рассматривая их как герметически закрытые монады, с другой стороны, дискурс российских немцев является неотъемлемой частью российского исторического нарратива, а следовательно, частью российско-евразийского мира.

Обустроение жизненного пространства германцами в пределах России берет начало с XVIII века, когда происходит создание «функциональной модели» реальности при помощи лингвистического кода, организация общественных связей необходимых для построения социетального общества. Языковое творчество немецкой общности происходило в контексте общественной жизни, которая была связана с конкретными историческими условиями. XVIII век для современного состояния поведенческого организма «алтайские немцы» является начальной точкой в коммуникативной истории, от которой начинается появление и развитие, и движение вперед по временной оси немецко-российского дискурса.

Немецкий дискурс в XVIII веке приходит на территорию России в форме «немецкого духа», «внутренней формы языка», которая является «абсолютно внутренней и интеллектуальной частью, которая собственно и составляет язык, это есть, применение, для которого язык использует звуковую форму» [3, С. 309]. Практическое использование языка немецкой общностью представляло собой социальное взаимодействие с языком, т.е. коллективно; происходило преобразование общностью языка для достижения определенных целей. Это социальное взаимодействие протекало в соответствующих социальных формах (новом «языке», новых формальных средствах), необходимых для построения коммуникативной истории.

Письменная коммуникативная история алтайских немцев представляет собой отражение внутренней формы когнитивной культуры, состоявшей из системы знаний необходимых алтайским немцам для построения адекватного синхронному коммуникационному процессу модуса реальности немецкой когнитивной культуры. В рамках когнитивной культуры немецкий язык обретал статус процесса, позволяющего приспосабливать своё поведение к окружающей среде [4].

Новалис в 1798 году приходит к выводу, что история определяется принципами эмпатии и организации, в связи с чем невозможно обнаружить исторических артефактов, а лишь узреть следы случайных актов эмпатии, в которых независимое сознание проявило свою силу [5]. В этом случае язык рассматривается как система, адаптируемая к обстоятельствам, в которых индивидуальный историк изображает или описывает часть прошлого.

Индоевропейский язык, или язык коммуникации индоевропейского языкового союза, являющийся своеобразной производящей семантической базой евразийского союза, как можно предположить, включал в себя общие утверждения, которые, в соответствии с постулатами конструктивизма в историографии, могут быть представлены как стенография бесконечного числа сингулярных утверждений, составленных таким образом, что обобщение становится возможным. Большое число сингулярных утверждений входит в исторический нарратив, но число это всегда конечно, устанавливается с абсолютной точностью; утверждения исторического нарратива не имеют систематического подобия. Сингулярное утверждение есть своего рода посредник между общим утверждением и нарративом. Если подобное суждение спроецировать на отношения российско-евразийского мира и романно-германского, в их понимании евразийцами, то сингулярные утверждения немецкого дискурса, адаптирующегося к российскому нарративу, выступают в качестве посредников между евразийским, производным от индоевропейского, языковым союзом и российским нарративом.

Алтайские немцы в этнических границах территории проживания используют языковой код, который позволяет им приписывать событиям особое значение и тем самым создавать собственный текст событий, определяя свое место в историческом процессе. Язык алтайских немцев, с одной стороны, объединяет социум алтайских немцев, предоставляя возможность коммуникации между его представителями, одинаковой реакции на происходящие события. С другой стороны, он организует информацию, обуславливая отбор значимых фактов и установление определенной связи. С течением времени язык данного общества естественно меняется, что не исключает возможности выделения синхронных срезов, допускающих описание его как действующего организма. Поведенческий организм трактуется как адаптивная подсистема, на которую опираются социальная, культурная, личностная подсистемы [6, С. 56]. В нем содержатся условия, с которыми должно сообразовываться действие, и основные механизмы взаимодействия с физической средой, в частности механизм получения и обработки информации в центральной нервной системе и механизм двигательной реакции на требования физической среды. Если поведенческий организм рассматривать как коллективную подсистему, то он будет представлять собой социальную актуализацию биоритмической организации этноса. Так, в условиях среды Алтайского края, поведенческая система «Алтайские немцы» в своих коммуникативных действиях повторяет особенности биоритмической организации генетических немцев (носителей немецкого языка, проживающих на территории современной Германии). Коммуникативные действия оказываются главнейшим средством создания длящихся условий существования подобной независимой поведенческой системы.

Коммуникативные действия позволяют строить лингвистические конструкции, чтобы выразить, в том числе и знание о прошлом – лингвистической организации мира генетическими немцами. Центральным компонентом коммуникативных действий являются сингулярные утверждения, которые используются, как полагает Ф. Анкерсмит, для того, чтобы выразить истину, хотя истинное утверждение не есть сама истина. Алтайские немцы, созидая Oral History, выступают в качестве историков, использующих язык в истинном смысле этого слова. «Один из наиболее любопытных фактов, касающихся языка, состоит в том, что язык не только выражает знание, но может быть также использован (в истинном смысле слова) для конструирования лингвистических сущностей, являющихся и языком, и вещами одновременно. И эти лингвистические сущности есть матрицы для производства нового знания» [5, С. 211].

Евразийский нарратив, построенный из множества индивидуальных утверждений, представляет собой некую лингвистическую реальность, связь между которой и российской действительностью осуществляется посредством языка алтайских немцев, содержащем лингвистические сущности или матрицы для производства нового знания.

Библиографический список

1. Кириченко М.М. Структурализм Пражского кружка и Евразийство: обзор книги Патрика Серио «Структура и тотальность». [Э/р]. – Р/д: http://www.nir.ru/socio/scipubl/sj/sj2-01kir.html)
2. Трубецкой Н.С. Вавилонская башня и смешение языков // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1999.
3. Гумбольдт, В. Фон. Избранные труды по языкознанию / В. Фон Гумбольдт. – М., 1984.
4. Столярова, Н. Н. Исследования языка алтайских немцев в аспекте коммуникативной рациональности / Н.Н. Столярова // Язык и культура Алтая. Материалы и исследования 2009 г: сборник статей, посвящ. памяти проф. И. В. Воробьевой. – Барнаул: Изд-во Алт. Ун-та, 2009. – С. 56-61.
5. Анкерсмит Ф. История и тропология: взлет и падение метафоры. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.
6. Парсонс, Т. Система Современных Обществ / Т. Парсонс. — М., 1998.

Bibliography

1. Kirichenko M.M. Strukturalizm Prazhskogo kruzhka i Evraziyjstvo: obzor knigi Patrika Serio «Struktura i totaljnostj». [Eh/r]. – R/d: http://www.nir.ru/socio/scipubl/sj/sj2-01kir.html)
2. Trubeckoyj N.S. Vavilonskaya bashnya i smeshenie yazihkov // Trubeckoyj N.S. Istoriya. Kuljtura. Yazihk. M.: Progress, 1999.
3. Gumboljdt, V. Fon. Izbrannihe trudih po yazihkoznaniyu / V. Fon Gumboljdt. – M., 1984.
4. Stolyarova, N. N. Issledovaniya yazihka altayjskikh nemcev v aspekte kommunikativnoyj racionaljnosti / N.N. Stolyarova // Yazihk i kuljtura Altaya. Materialih i issledovaniya 2009 g: sbornik stateyj, posvyath. pamyati prof. I. V. Vorobjevoyj. – Barnaul: Izd-vo Alt. Un-ta, 2009. – P. 56-61.
5. Ankersmit F. Istoriya i tropologiya: vzlet i padenie metaforih. – M.: Progress-Tradiciya, 2003.
6. Parsons, T. Sistema Sovremennihkh Obthestv / T. Parsons. — M., 1998.

Статья сдана в редакцию 03.04.2013